Ди-самый-старший/Алекс. Рейтинг невысокий. Рассказать, как они дошли до жизни такой. Кинк на патетические восклицания пафосного вампирчика в духе "твое сердце будет только моим!".
Комментарии
Рейтинг: детский
Предупреждения: вампирчик пафосен, но в другую степь
В конце мая 1911 года я стоял около каменной стены Годсфорд-парка и думал о том, что ближайшее разумное живое существо находится в четырех милях от меня в деревушке Милдсфорд. Казалось, это не делало меня ни на йоту счастливее или несчастнее. Абстрактное размышление в идеальном стерильном мире, созданном из пустынной проселочной дороги, низко склонившихся по обеим сторонам ив и одуряющего разморенного весенним солнцем покоя.
Я привез в пустующее поместье черную кошку. Ей хотелось свободы и тишины. Полной тишины, такой чтобы до ее чувствительных ушей не доносилось ни одного звука кроме пения птиц. Вокруг дома кружила растревоженная стая ворон. Звуки, издаваемые ими, вряд ли можно было назвать пением, но ей понравилось. «Езжайте осторожнее, граф. Старая добрая Англия уже не так безопасна», - сказала она напоследок, устраиваясь на пыльном подоконнике. - «Каждый день приносит новые знакомства. Не всегда приятные».
Отпустив двуколку, я решил прогуляться до Милсфорда пешком, и там сесть на поезд. Черная туча над домом провожала меня громким карканьем, постепенно затихая и возвращаясь в свои гнезда на искореженной возрастом иве.
По моим расчетам я преодолел больше половины пути, когда из-за поворота выскочил юркий спортивный автомобиль.
-Далеко ли до Годсфорд-парка? – спросил водитель, когда машина поравнялась со мной.
Я неопределенно пожал плечами, вспоминая о кошке. Похоже, ей придется искать новое убежище.
-Неужели в той стороне нет старого поместья? - не отставал человек за рулем.
-Не знаю, - ответил я, досадуя на его навязчивость. Голосовые связки занемели от долгого молчания, и моя фраза прозвучала хрипло.
-А вы не слишком разговорчивы.
Я согласно кивнул и пошел дальше.
Около поворота, я оглянулся. Машина стояла на том же месте, а водитель, открыв дверцу, наблюдал за мной своим неестественно синим, внимательным взглядом.
Кошки безошибочно находят дорогу домой, как бы далеко они от него не оказались. Но та - не вернулась. Возможно, мужчина так и не нашел поместье. Или оказался необременительным соседом.
***
Моим любимым местом всегда была и всегда будет оранжерея в доме лорда ***. Деревянный скрипящий под ногами пол, много солнца, отражающегося в огромных окнах, высокие потолки, не знающие побелки уже не один десяток лет.
Хозяин дома привез из Индии коллекцию экзотических животных, требующих особого ухода. Каждый вторник я навещал его, а после норовил затеряться в доме и немного постоять среди яркой тропической зелени. Меня всегда привлекала тишина.
Итак, два года спустя я стоял в оранжерее лорда ***. В окно лениво билась растолстевшая летняя муха. Это был единственный звук и мне его хватало.
-Вы здесь одни?
-Да, - невольно ответил я, прежде чем обернуться.
Мы оказались почти лицом к лицу. Я удивился бесшумности, с которой ему удалось подойти ко мне. Пол ни разу не выдал его приближения, словно он парил над ним или смог договориться с каждой половицей.
-Вы, я и муха, - сказал он, не отводя синих сосредоточенных глаз. – Чудесное утро и отличная компания на смену уединению.
Я сделал шаг назад.
-Уединение - не слишком приятная вещь, - продолжил он. - Оно напоминает о тишине. А тишина в свою очередь о могиле, в которой мы рано или поздно окажемся. Вы предпочитаете уединение?
Он снова сократил дистанцию и обошел вокруг меня, внимательно рассматривая.
Я кивнул и повернулся к нему, когда он снова оказался прямо передо мной, как раз вовремя, чтобы поймать взгляд и улыбку, затаенную в уголках якобы строгих губ.
-Еще вы любите пустые дороги, старые поместья, а также, наверное, звездное небо, пыльные библиотеки и городские улицы ранним утром.
Он говорил настолько уверено, будто видит меня насквозь, и я почувствовал странное неудобство.
-Вам неприятно мое общество? Понимаю. Вот только если я был бы вами и заглянул в себя глубже, то сказал - скорее неудобно. Непривычно. Но вы называете это - неприятным, раздражающим. Верно?
Я сделал шаг к двери.
-Вы хотите покинуть меня. Вам все-таки неприятно? - он поймал мою руку и, игнорируя попытку сопротивления, потянул ее вверх к своему лицу.
-Скоро, - сказал он, его дыхание коснулось моей кожи, - совсем скоро вы совсем престанете понимать то, что происходит вокруг. От этого мира у вас не останется ничего кроме уединения. Вы его потеряете.
Его губы коснулись тыльной стороны моей ладони, и я понял, что он желает меня. Видимо моя экзотическая для туманной Англии внешность показалась ему привлекательной. Это придало мне решительности, словно я получил на руки нечаянный козырь, который мог разыграть для собственного морального удовлетворения.
-Я не могу, - сказал я, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно тише и тверже. - Я не могу потерять то, что никогда не имел.
Я вышел, ощущая затылком его заинтересованный взгляд. Похоже, мы остались квиты, я смог его встревожить.
Однажды в середине октября в зале раздался телефонный звонок. Старая Дзира, выбравшая запыленную трубку местом отдыха, открыла свои зеленые с горизонтальными зрачками глаза и мгновенно перебралась на потолок.
-Граф Ди?
-Я у телефона.
-У меня неприятности, могу ли я рассчитывать на вашу помощь?
-Нет.
-Значит, у меня остается только надежда. Я на Зеленой пристани, в четвертом доке. Навестите меня.
В трубке раздались глухие гудки.
Когда колокольчик возвестил о том, что последний клиент покинул лавку, я запер входную дверь, задернул шторы, расставил для моих гостей емкости с едой и покинул магазин.
Вечер был спокойный и тихий, город замер в преддверии первых заморозков. Возможно, мне не помешал бы спутник, но я не знал, что меня ждет и кому могу довериться.
Он сидел в ангаре для лодок в углу, тяжело привалившись к стене и закинув голову.
-Надежда умирает последней, - сказал он, не открывая глаза.
Я подошел к нему и коснулся свалявшихся от грязи и масла волос.
-Помогите мне перевернуться, - попросил он.
Его спина напоминала решето, она была усеяна мелкими пулевыми отверстиями с багровыми подтеками и разбегающимися в разные стороны воспаленными капелярами.
-Охотники, черт бы их побрал, - выругался он. - Четыре выстрела в спину, серебряная дробь. Это настоящая пытка. Они не хотели меня убивать…
Глухой стон прервал фразу, ему было очень плохо и больно.
-Чем я могу вам помочь? - спросил я, словно наяву ощущая металлический привкус крови во рту, и сразу же пожалел о своих словах. Его рука резко стиснула мою ладонь и потянула ее к себе.
-А вы хотите мне помочь?.. Ну да, вы же пришли, значит, хотите. Возьмите в кармане сюртука перочинный нож, положите меня на пол и достаньте эту дрянь из моей спины. А потом мы обсудим плату…
Он старался держать лицо и издавать как можно меньше звуков, но процедура была для него мучительна. А я не знал, как облегчить его боль. Развороченные ножом раны кровоточили, а затем быстро покрывались толстой бордовой коркой и начинали заживать. Его организм был чем-то удивительным.
-Все, - почти прошептал я, непроизвольно вытирая руки о шелковые полы своего одеяния.
-Еще не все, - он с трудом приподнялся, протянул ко мне руку и мгновением позже я оказался прижат к нему. Я попытался высвободиться, но несмотря на раны, он был очень сильным.
-Не надо сопротивляться. Вы же обещали помочь, так помогите до конца - побудьте со мной до рассвета.
Мы лежали на пыльном холодном полу, его рука, преграждая путь отступления, лежала на моей груди, а голос раздавался сзади в районе затылка.
Мне было не по себе, но я прекратил попытки вырваться, понадеявшись то ли на его благородство, то ли на свою бессмертную природу. Вряд ли он смог бы причинить мне вред, и я смирился.
-Доверие? Или смирение? Или может любопытство? А скорее всего одиночество. Вы и люди, люди и вы, но не вы - один из людей, да? А также вы и животные, животные и вы, но…
-Прекратите, - сказал я. - Иначе я уйду.
-Не уходите. Зачем? Я такой же.
-Нет, вы не такой.
-Вы правы, - легко согласился он. - Я мертвец. Но мертвец, который очень хочет и будет жить среди людей. Я хочу вас поцеловать. Вы против?
-Да, - быстро ответил я, повинуясь инстинкту самосохранения.
-Если не хотите просто так, примите в качестве оплаты.
Я почувствовал на шее легкое касание его губ. Чуть выше жесткого воротничка и чуть ниже волос. Теплая волна пробежала по позвоночнику, тяжелая беспричинная истома сковала мышцы, и он повторил поцелуй.
-Как жаль, что я так слаб, - прошептал он мне в волосы, от теплого движения воздуха я чуть не потерял контроль над собой. Мне хотелось прижаться к нему как можно крепче и просто лежать, лежать и получать удовольствие от этих приятных судорог, пробегающих по телу только по тому, что его дыхание касается моей кожи.
Я привык к тому, что меня боятся; привык, что меня ненавидят, потому что боятся; что меня желают, но все равно боятся; что меня не понимают и от этого боятся. Я как потерянное звено между человеком и зверем, на два мира: не тут, не там – получается нигде. А там где нигде - тихо и пусто. Некому говорить, объяснять, некого касаться, целовать. Я – никто, я – камень, на котором начертана цель моего существования. И кроме этой цели, мне больше ничего не доступно.
Так я ему и сказал.
-Какая глупость, - ответил он. - Перестаньте носить черный цвет, перестаньте хоронить себя заживо, перестаньте прятаться на проселочных дорогах. И хоть иногда открывайте окна в своем магазине. А сейчас давайте спать.
Он замолчал, и через несколько мгновений добавил:
-Мне приятно иметь в руках нечто настолько живое.
***
Летом 1914 года я решил переехать.
Я начал открывать окна своей лавки и часто простаивал за шторой, рассматривая улицу. Я думал, что стерегу любопытных мартышек, так и норовящих вырваться на большую интересную свободу, но скорее всего я ждал его. Он нарушил негласную традицию – я заметил, что каждое его появление происходило через промежуток времени вдвое короче предыдущего – он так и не появился.
Между тем открытые окна сделали свое дело. В лавке стало больше посетителей. Я узнал, что это город состоит не только из каменных громадин и пустых аллей. В нем жили господа и слуги, сыщики и пройдохи, дельцы и мечтатели, охотники за приданым и честные трудяги, зеваки, миловидные девицы, нищие, фанатики, жиголо, продавцы газет и многие-многие другие.
Когда я понял, что это все, то решил переехать.
Я стоял посреди улицы, ожидая извозчика, и смотрел на проезжающие экипажи. Ветер трепал подол лилового плаща, а неожиданно холодное для этого времени светило играло в солнечную чехарду на стене дома напротив.
-Все-таки вы решились?
Он стоял рядом со мной и тоже смотрел на экипажи. За год он совсем не изменился.
-Вы надолго? - спросил я.
-Обижены? - ответил он вопросом.
-Не то чтобы очень.
-Надолго.
Когда подъехал кэбмен, он помог мне подняться и сел рядом.
До конца 1945-ого наши пути постоянно пересекались.
Прочла с удовольствием, несмотря на то, что Алекс/Софу - не мой ОТП
...и характер Софу очень соответствует моему пониманию...
Спасибо!
Так приятно видеть его живым, а не эдакой страшилкой двух поколений Ди ))
Спасибо большое.